Оперный певец Аскар Лашкин переехал из Узбекистана в Италию 11 лет назад. Выпускник консерваторий Падуи и Венеции сегодня сотрудничает с ведущими итальянскими театрами и исполняет оперные арии из мирового классического репертуара. В рамках проекта «Узбекистанцы за рубежом» мы расспросили его о переезде в Италию, зарплатах оперных певцов и работе с агентами.
«Оперные арии вместо колыбельных»
Вся моя семья связана с музыкой. Мама — теоретик-пианист. Занималась сольфеджио, какое-то время играла дома, но ушла в бизнес, а музыка — в архив. Сейчас она сожалеет, что не может сыграть что-то для себя на фортепиано.
Папа был баянистом. Играл в оркестре Туркестанского военного округа, с которым летал в горячие точки, а затем в ансамбле русских народных песен «Русские узоры». Для отца ансамбль был отдушиной. К сожалению, на сегодня он лет 15 не брал инструмент в руки.
На мой музыкальный слух обратила внимание бабушка Раиса Кожаева. Она была академической танцовщицей, любила ставить пластинки с классической и оперной музыкой. Иногда пела мне отрывки из арий вместо колыбельной, под которые я засыпал и незаметно влюблялся в эту музыку.
В пять-шесть лет я напевал мелодии, которые услышал на виниловой пластинке. Помню, как бабуля позвала маму: «Айгуль, послушай, как Аскар чисто интонирует». Они тогда очень удивились, потому что до этого я не подавал признаков того, что обладаю музыкальным слухом. Мне очень жаль, что до сильного голоса бабушка не дожила.
«Удобно, когда в классе есть певец»
В школе желание петь росло очень сильно. Для удовольствия записался в эстрадную студию «Алладин». Там мы пели популярные на то время песни: с девочками — дуэт Авраама Руссо и Кристины Орбакайте «Я не отдам тебя никому», сам пытался исполнять любимого Витаса.
Мне в студии было весело, интересно, а дедушку такой репертуар не устраивал: «Чего Аскар туда ходит, попсу поёт?». В молодости он был танцором, но всегда мечтал петь. На пенсии начал брать уроки оперного вокала. Через несколько месяцев занятий все дома узнали, что у него богатый баритон с очень тёплым тембром. Дедушка стал и меня брать на свои уроки. Мы поочерёдно пели простейшие арии. Педагог говорил, что голос ещё детский, но что-то может получиться.
Когда я приходил к дедушке, он на полную громкость ставил итальянских теноров Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррераса. Это очень укрепило во мне любовь к академической и оперной музыке.
Раз в неделю у нас был урок пения. Наш педагог разглядел во мне способности и стал возить по школьным районным конкурсам. Пел я высоким голосом, из-за чего становился объектом для шуток со стороны одноклассников. От прямого буллинга я не страдал, но ребята временами подкалывали. С другой стороны, когда в школе проходил внутренний конкурс и нужно было представить класс, они же подходили и говорили: «Давай, Аскар, утрём нос “бэшникам”». Получалось, удобно, когда в классе есть певец.
После 9-го класса я ушёл в музыкальное училище имени Хамзы. Там проявление способностей уже открыто приветствовалось.
В год поступления мне исполнилось 15 лет. В этом возрасте идёт мутация голоса, он ломается. Мы договорились с мамой, что она сходит в Хамзу на разведку. Если ей скажут, что вреда для голоса от занятий не будет, я сдам документы. Если же лучше будет переждать голосовые изменения, то поступлю куда-нибудь на информатику, чтобы не болтаться без дела.
Моим первым педагогом стала заведующая отделением академического вокала Любовь Гаврилова. Она — самый важный человек в моей карьере. Люблю её, как вторую маму. До сих пор после дебютов отправляю ей фотографии, аудиозаписи и видео.
Несколько месяцев назад она попросила меня поделиться мнением о том, как она исполняет романсы. Любовь Георгиевна собиралась дать небольшой концерт в лицее Успенского, но сомневалась в своём голосе, так как давно не пела. Это тронуло меня до слёз. Услышать такую просьбу от своего педагога после стольких лет дорогого стоит.
«Театру нужен не певец, а актёр»
После выпускного экзамена в училище ко мне подошёл главный режиссёр и художественный руководитель Государственного театра музыкальной комедии (оперетты) Сергей Каприелов. Он предложил поступать в Государственный институт искусств и культуры, где набирал специальный курс актёров музыкального театра. Это был стратегический шаг. Он хотел привлечь в труппу молодые кадры, но не просто набрать их с улицы, а предварительно обучить.
А я уже тогда не собирался никуда поступать. Думал об учёбе за границей. С другой стороны, на это требовалось время, и проводить его без дела тоже не хотелось.
Мне говорили: «Пойдёшь в институт — станешь актёром, но как певец пропадёшь». Я же считал, что современному оперному театру нужен не просто человек, который выходит на середину сцены и выкрикивает верхние ноты, а драматический актёр, способный играть.
Я решил попробовать поступить в институт и учиться, если попаду на грант. Возможности платить за обучение на тот момент не было. Взял одно из трёх бюджетных мест. Видимо, судьба. Через несколько месяцев учёбы Сергей Сергеевич предложил: «Давай не будем ждать, приходи в оперетту. Начнёшь с небольших вокальных спектаклей». Так в 18 лет я устроился в театр, в котором часто бывал с бабушкой в детстве.
Даже моя дорогая Любовь Георгиевна и наш концертмейстер Евгений Кирбятьев недоумевали: «Ты что? Какой театр оперетты? Будешь там прыгать бестолку — только голос перерасходуешь». Они предупреждали, что я могу там увязнуть и выбраться потом будет сложно.
У меня, молодого и амбициозного, был план задержаться, получить актёрский опыт и рвануть. Помогало то, что мне легко удавалось выуживать плюсы из ситуации: я целыми днями был в творчестве, по полдня в институте и театре, получал зарплату и стипендию. До сих пор считаю знания, что мне дали в музыкальном училище имени Хамзы и институте искусств, бесценным багажом.
Я пересмотрел и переслушал большое количество европейских постановок. Понимал, что в театрах Узбекистана подобное невозможно. Здесь не было такой подготовки, знаний, ресурсов. Где-то не позволяла цензура, где-то просто не хотели ничего менять.
Как и любого оперного певца, меня притягивала Италия. Уходить из оперетты я не боялся, потому что никогда не привязывался к чему-либо до страха потерять.
Директор театра порвал моё заявление об увольнении со словами: «Ты никуда не поедешь». Однокурсники наезжали, Сергей Сергеевич кричал: «С ума сошёл? Год до диплома! Ради чего ты учился?». А мне было всего 20, и важен был не диплом, а опыт и знания, которые с собой увезу.
«В Италии оперы существуют на уровне
народного творчества»
Для получения визы студентам нужно было иметь на счету 5000 евро. Это были большие деньги для моей семьи. Мы с мамой остались вдвоём и переживали непростое время.
Она появилась, когда у нас получилось наконец продать домик, который остался от дедушки. Мама отдала мне половину суммы, те самые 5000, и сказала: «Больше тебя ничего не должно остановить». В Италию я прилетел поздно ночью.
В Италии опера звучит не только на сценах La Scala, Arena di Verona. Она существует на уровне народного творчества. Оперные постановки ставят в музыкальных школах, клубах, ассоциациях. Взрослые люди, которые работают адвокатами, врачами, а по вечерам поют в хоре, могут собраться как-нибудь вечером и решить, что хорошо было бы поставить оперу «Любовный напиток» Доницетти. Партии хора исполнят сами, а солистов наймут. Недавно мне позвонили с таким предложением. Людям нужен был баритон на партию сержанта Белькоре. Хор полупрофессиональный, опера на открытом воздухе.
Популярность современных опер говорит о том, зрители и сами такую тенденцию поддерживают. Я пел в подобной постановке на оперном фестивале Россини. Она называлась «Путешествие в Реймс». Режиссёр перенёс действие в спа-салон, а мы, графья и доны, ходили по сцене в белых халатах и тапочках. Раз такие эксперименты притягивают интерес, то они имеют место быть. В конце-концов не давать же постоянно одно и то же.
Читать далее …
Источник: Gazeta.UZ | https://www.gazeta.uz/ru/2022/12/07/askar-lashkin/
